Встречаются люди - не надивишься на них, право: делают нечто прекрасное, дрожащее на грани нереальности и бытия и посему, конечно, плохо оплачиваемое. У нас в Питере их много попадается. Столкнешься, бывает, с таким человеком и - жизнь налаживается. А ежели, вдруг, придется отведать продукта их труда и вдохновения, то и вовсе личная биография может пойти в другую сторону, лучшую и неведомую доселе.

Игорь Ефимович Рогалев, организатор, вдохновитель и Генеральный директор фестиваля быстро переводит разговор с себя на исполнителей. Ведь это они вернули нас в историю эпохи, где все начиналось, вернули музыкой и страстью исполнения этой музыки. Среди них были молодые и талантливые, зрелые и бесконечно компетентные. Они сделали содержание фестиваля. За них поднял бокал на церемонии закрытия директор со словами любви и благодарности.

Актер Евгений Баранов, блестящий декламатор, участник фестиваля, тогда тоже провозгласил тост - “За сумасшедшего человека!”. Достоевщина какая-то, ей-богу! Словно рухнувшая по воле американизированного стандарта жизни и восприятия связь времен, восстановилась теперь, и никуда уже не денется. “Если будет Россия, значит, буду и я…” Фуршет отзвенел. Небольшой и чуть-чуть усталый. Огромным был фестиваль, невероятным: в него вместилось нечто большее, чем просто рефлексия вздрогнувшего времени в нотах и словах, в сполохах черно-белого кино. Это “большее” висело в дрожащем воздухе, когда мы выходили из филармонии на гранитный, предпраздничный Невский. А пожилой профессор консерватории сказал: “Нужен отчет! Завершение! Без этого никак! Мы всегда этого не делаем”.

“Давайте восклицать! Друг другом восхищаться!”

Давайте! Пиар нужен не продуктам потребления и оберткам политических программулек. Они и так вписаны в контекст устойчиво коррумпированной российской действительности. У них есть аналоги, опыт и средства, чтобы начинать и продолжать продавать себя. Пиар нужен сущностям, которые потерялись в воинствующей утробе всепожирающих форм.

Полно. Не отрекаются, любя!

Прав профессор Санкт-Петербургской консерватории Кирилл Борисович Соколов – “Нужен отчет!”.

Паровоз взорвался: умер диктатор Сталин в один день с композитором Прокофьевым, - вагоны, набрав прежде невиданную скорость, по инерции ехали в грядущую “революцию сознания” шестидесятых, время физиков и лириков, космической гонки и расцвета полу запрещенной литературы, “где колеблется розовый, немигающий утренний свет”.

Роман И. Ефремова “Час быка” вышел, но был изъят. Его, как водится, доставали и читали. Там было написано про то, что у нас в России случилось. Кому-то было выгодно закрыть простую цивилизационную истину: “лучше быть беднее, но подготовить общество с большей заботой о будущем”. Кто, интересно, за ее прикрытие был даже готов рассекретить западные паттерны потребления? В восьмидесятые поезд коммунизма встал на прикол и далее был втихую сдан в металлолом.

В 2002-м на молодежном семинаре по геополитической стратегии России, юная леди с музыкальным образованием сказала, что, если эпоха не создала своей музыки, значит, никакой эпохи и не было.

Сколько времени нам будут еще светить ремейки? Хотя? Что музыке - взорвавшийся когда-то политический тягач?

Битлз ознаменовали “революцию сознания” в Америке, Американский Университет Мастеров (АУМ) в 60-е годы создал теорию постличиночной, свободной, стадии развития человечества. Российские барды 60-х лирично оплакали недостаток проектности у русской интеллигенции. Вновь объединенная Германия породила в конце 90-х имперские гимны “Rammstein”. Осколки российского Рока разбились об ожидания перемен. Масс культура, заполнившая сегодняшние стадионы, с трудом причисляется к музыке. По крайней мере - к божественной.

У нас в России во время концерта в филармонии не закусывают, а в Австралии - приносят одеяла, расстилают на свежем воздухе в парке, кушают и слушают классическую музыку. Потребление… Чья это мать? Не знаете?

Мы отвыкаем от качественного образования, от работы запоем без сна, от музыки, рвущей сердца. От литературы, задающей вопросы. Мы проживаем в реальности “здесь и теперь”, кушаем или все пробуем на вкус. А потом приходят музыканты, молодые или зрелые, знакомые с историей или равнодушные к прошлому, и силой своего мастерства вызывают в нас воспоминания былых времен или переживания будущего, и мы оборачиваемся и видим боковым зрением уходящую от нас собственную личность, которая могла бы быть, да вот не состоялась.

Какая музыка звучала!

Исполнители словно бы прониклись обостренностью музыкальных сюжетов, пианисты играли мечту и тревогу, вокалисты пели любовь, без права на надежду. Шел 1953 год, гремя индустриальным прорывом, скрипя консерватизмом социальных убеждений, горя коммунальной мечтой о грядущем. Звучали скрипки, осторожно воспевая радости творчества, разбавленные сомнениями “а будем ли живы?”. И Бриттен, живущий вне русских революций, казался слушателям умиротворенным поэтом, по сравнению со Шостаковичем, бьющимся в поиске трансцендентных истин. Музыка – всегда мировая, только отпечаток пространства своего рождения она все-таки несет, как язык не живет без территории, где люди на нем говорят и обозначают метафорами ландшафты.

Две линии хронологии событий с особой скрупулезностью и историческим тактом сделали авторы буклета “От авангарда до наших дней”, редактор и составитель Анастасия Синайская. Бывают же люди! Вот и память осталась в виде текста в твердом глянцевом переплете. В наше время – редкость такую полиграфию, да в качестве увековечивания странного. Однако - получилось.

М. А. Сапоров, создатель независимого кино клуба, участник фестиваля назвал свою программу “Мировой экран 1953 года: Свет и тени”. Он рад сотрудничеству. Он “сидит” на архивах и раритетах и хочет, чтобы они жили, дополняя восприятие музыки и литературы, истории и психологии. Он не очень хороший коммерсант, он прекрасный доктор искусствоведения, киноведения, он увлекающийся человек Он - полезное знакомство для тех, кто ищет осмысления происходящего и любит подлинное кино. На фестиваль он привез отрывки из кинофильмов: “Вечер шутов” (И. Бергман), “Римские каникулы” (У. Уайлер), “Верные друзья” (М. Калатозов), “Звезда” (А. Иванов).

Весь этот разношерстный домен из музыкантов-исполнителей, художников-оформителей, редакторов-составителей, актеров, организаторов, культурологов, дирекции фестиваля, наконец, можно с уверенностью назвать “Хранителями истории в метафорах музыки”. Политологи предрекают нам или расцвет гедонистического бытия, или закат Европы и феодализацию отношений. Храм филармонии стоит, как и все в Санкт-Петербурге – “полдюжины окон на Запад, полдюжины – на Восток”. Если мы шагнем через постиндустриальный барьер в царство свободы выбора Путей – музыка останется с нами, как первичный язык переговоров с небесными сферами. Если мы рухнем в Темные века – Храм музыки сохранит нам историю, записанную нотными знаками.

“Ах, музыкант мой, музыкант, играешь, да не знаешь, что нет несчастных и больных, и виноватых нет…”